Наталья Девятко - Карта и компас [litres]
Буря на горизонте хлестала небо молниями и отражалась заревом в темных глазах советника Императора.
Глава 17
Испытание штилем
Шторм не оставлял корабль много часов. Сломало бизань, парус на грот-мачте разорвало в клочья. А когда взошло солнце, штиль лег на воду, словно закрыв выход из ловушки.
В застывшей воде, как в стекле, отражался темный корабль, и никуда не деться ему, как не старайся. Буря забросила их неизвестно куда, но штиль стал испытанием пострашнее шторма. Равнодушие, замешанное на безумии, дарил штиль, отбирая веру.
Зорин перевязывала руку Анны-Лусии, которую зацепило во время непогоды. Пиратка морщилась от боли, но молчала. Юран улыбнулся ей, но принц сам с трудом держался на ногах: он слишком много колдовал этой ночью.
— Ярош, что мы будем делать? Море неестественно тихое, у меня пальцы холодеют, когда я пытаюсь коснуться его.
Ярош с тоской задумался над словами Юрана: Море не откликалось и на его голос.
— Вы можете что-то сделать? Чары могут помочь? Хотя бы слабенький ветерок?
— Не сегодня, Ярош. Мы все едва держимся, — и, словно в подтверждение, принц оперся об деревянную переборку каюты.
Одна Ирина улыбалась штилю. Синеглазая женщина ходила по палубе в праздничном настроении. Немое море радовало ее, зовя воспоминания о сновидениях, где оно было таким же безмолвным и тихим, что можно стать на воду и, сделав несколько шагов, танцевать, чувствуя под собой глубину.
Она перегнулась через фальшборт, заглядевшись на недвижимую воду.
— Эй, с тобой все в порядке?
Ирина оглянулась и увидела мальчика, которого забрали с острова. Кажется, его Тимуром зовут. Женщина улыбнулась.
— Посмотри, как красиво, — почти пропела она. — Как спокойно, как тихо, как приятно…
— Приятно? — не поверил Тимур.
— Подойди, давай вместе посмотрим.
Ирина взяла мальчика за руку, подвела к фальшборту. Волны едва касались корабля, почти не оставляя мокрый след. Волны казались серыми, как и небо с хилым солнцем, застланным полупрозрачными тучами, проносящимися над головой. Там, высоко, был ветер.
— Как бы я хотела быть им. Таким морем, — тихо созналась Ирина. — Чтобы ни про что не думать, ни о чем не беспокоиться и всех забыть, чтобы жизнь моя стала такой же медленной, как эта вода…
Тимур ее мечту не разделял, но неживая вода приворожила и его.
Но не все море омертвело. Волны лизали белый песок на берегу острова, похожего на рай. Смывали узор заклятия по букве, по кусочку рисунка. Тянулся от воды одинокий след.
Если пройти по нему, придешь к хижине, где под одним одеялом в объятьях заснули влюбленные. Заснули, жизнью заплатив за свою любовь, но все равно найдя покой, а не проклятье. С лица Иларии еще не сошел румянец. Андрей, кажется, просто спит, не разбуженный утром. Но сон этот смертельный, оба, прежде чем перестать дышать, подарили последнее дыхание друг другу.
Под пальмами стояла мавка, зовя море, зовя ветер, зовя забытье. Ветер ласкал длинные темные волосы с зелеными отблесками, водопадом струящиеся почти до самой земли. Море брызгало на мавку, играя волнами, и, касаясь ее волос, капли превращались в живые мерцающие драгоценности.
Морские волны наплывали на песок, затапливая хижину, но не сносили — растворяли в себе. Волны шли одна за другой, и каждая следующая стремилась дальше, вглубь острова, не разбиваясь об деревья, лаская стволы прикосновением шипучей пены. Одна волна добралась до кладбища, слизав холмики с крестами.
Связанный из двух веток крест плыл по воде, веревка ослабела и распустилась. Море забирало даже ветки, к которым прикасались люди. Мавка взяла в ладони рыбку с золотыми полосками, попавшую в ямку, вымытую в песке, когда море возвращалось в свои границы, и отнесла к большой воде.
Рыбка исчезла в темной глубине, не поняв, что сейчас спаслась от гибели. Мавка писала на мокром песке на непонятном для людей языке, но не заклятье то было, а благодарность Морю. Надпись забрало первой же волной.
Мавка вошла в воду, оглянулась, ее волосы посветлели, становясь полупрозрачными, лишь одинокими звездочками вспыхивали драгоценные капли, угасая навсегда. Яркие зеленые глаза были полны печали и глубины, которой нет у человеческого взгляда.
Пустой, одинокий берег, где не найти ни одного знака, что здесь были люди… Улыбнувшись, красавица повернулась к горизонту, чистому и величественному, и, хлопнув в ладоши, опала водяным столбом.
Волны лизали берег. И в их шепоте слышались голоса. Женщина тихо смеялась, а мужчина признавался ей в любви, топя признания в поцелуях.
Зверь ворочался, мурлыча от счастья. Он победил! И теперь ему позволено все, даже поиграть в благородство. Дух Империи слишком долго ждал этого мгновения, и теперь затянувшееся по собственной воле ожидание было слишком сладким, чтобы прервать его. Ожидание власти над врагами оказалось намного более желанным, чем сама власть.
Заглянуть в глаза своих подданных, хоть они и не заметят того. Взглянуть на мир их остекленевшими глазами. Проскользнуть в их сновидения, давно ставшие черно-белыми или просто черными, когда, проснувшись, ничего не помнишь. Но что это за жизнь, если даже кровь уже не вызывает ужас? Хорошо, что не своя, а все остальное безразлично. Если с кем-то что-то случилось, то так ему и надо, одним ничтожеством в мире стало меньше… А с тобой все должно быть хорошо, ведь ты живешь правильно, и тем заслужил счастье. Как же лживы человеческие мысли…
Призрачное чудовище с семью головами, похожее на змея и на большого кота одновременно, ходило по улицам своей столицы, заглядывая в окна домов, где просыпались люди. Обычный день, ставший днем его победы.
Но нет, пусть этот день настанет завтра. Как сладко давать и отбирать надежду — зверь зарычал, беззвучно, посылая приказ далеко в море. Двое услышали его голос. Белокрылый советник Императора склонился, соглашаясь дать жертве еще один день жизни. А Ричард…
Ричард стоял возле фальшборта, долго стоял, размышляя, а тогда снял с шеи усыпанный белыми жемчужинами золотой крест, который прятал под рубашкой. И снова смотрел, но теперь уже не на море, а на крест.
Возле него неслышно оказался Бенедикт.
— Знаю, кто зовет тебя, — тихо сказал священник. — Кто крестил, тот и зовет.
— Что тебе об этом знать? — усмехнулся Ричард, разводя руки.
Крест упал в воду. Утонул, напугав стайку рыбок, лег на дно, но не успел зарыться в песок. Из песка крест за цепочку вытащила зеленоватая рука.
Ярош, сидя на скрученном канате, пробовал, как двигаются пальцы на правой руке. Ему тоже досталось от бури.
